персональный сайт

 

 ОЛЕГ 
СЕНИН

 

  • ГЛАВНАЯ

  • НОВОСТИ

  • БИОГРАФИЯ

  • ТВОРЧЕСТВО

  • БОГОМЫСЛИЕ

  • ЗЕМЛЯ ОТЦОВ

  • ДЕЯНИЯ

  • МЕДИА

  • More

     Поэтический цикл "Любовь из-за решетки". Часть 4.

     

    Личное свидание.

    …В заключении особенно тяжкими кажутся 2 гири: неотвратимость срока и неослабная мука разлуки. Что до первого, то каждый зэк тайно или явно надеется на чудо досрочного освобождения. В вынужденном одиночестве свидания были подобны голубеющим просветам в однообразно серой пелене тягучего времени. 

    На строгом режиме в год полагалось два общих свидания и одно личное. Общие предоставлялись на 4 часа, встреча проходила в присутствии надзирателя, что называется «через стол». Личное свидание в зависимости от поведения осужденного, по усмотрению администрации давалось на срок до трех суток. От наличия взысканий зависело: будет ли оно без вывода или с выводом на работу.

    В 17-й «большой» и «малой» зонах, где мне пришлось сидеть, комнат для свиданий было не более 5. В каждой из них размещались 2 двуспальные, с металлической сеткой, кровати, стол с тремя стульями. Еду можно было приготовить на кухне, туалет был самый примитивный, с выгребной ямой. А душа не было совсем. Из всех лагерных строений «дом свиданий», который размещался под одной крышей с вахтой, был для меня самым притягательным местом. Раз в год, под его крышей, ко мне на время возвращались полузабытые переживания былой жизни. В летние месяцы, после ужина, я брал фуфайку, книги и располагался на травке за бараком, стоявшем близ вахты. Часами я читал, думал, писал письма, но при этом взглядом и душой я видел и чувствовал, что в 10 м от меня есть пустеющая комнатка с казенной обстановкой, зарешеченным окном. Она  хранила чудоподобное присутствие моей любимой, доченьки, родителей.

    Весной 71 года меня с одним литовцем в сопровождении надзирателя привели в «дом свиданий» для ремонта пола на кухне. Отрываясь от работы, несколько раз с замиранием заходил в «нашу» комнатку, как в некое святилище. При виде места моего недавнего скоротечного блаженства я заново пережил ту неувядаемую радость. Едва сдерживая слезы, гладил спинку стула, на котором она оставляла на ночь свой халатик, мне казалось, что я чувствую запах её духов. Половицы коридора были мне дороги уже тем, что по ним ступали ножонки моей  бесподобной трехлетней дочурки.

    На личные свидания, а их за время моей отсидки было шесть, помимо Риты и Алены почти всегда приезжали отец с мамой. Каждой встрече предшествовал томительный и тревожный нервоз ожидания. Заводили меня к ним на исходе дня, сразу после развода с работы. По истечении времени, с трудом берусь выразить свое впечатление от первых мгновений встречи. Никогда после я не переживал в своей жизни похожих минут… Как сейчас вижу страдальчески милые лица моих стариков, слегка испуганные застенчивые глазенки Алены, и она, моя Рита… При одном взгляде на ее сдержанно-улыбчивое лицо, волосы, загорелые ноги из-под цветастого платья чувствую подступающее к горлу удушье… Объятия, слезы, восклицания, – наконец-то мы вместе!.. Потом меня ожидало царское угощение, радость семейного застолья, моя легонькая светловолосая крошка на коленях.

    По обыкновению, через два-три часа общения, родители с присущей им деликатностью покидали нас с Ритой и отправлялись с Аленой в поселок, где ночевали у одной добросердечной тетеньки. Наутро, часам к 10-11 они возвращались обратно. Аленка не отходила от меня: ласкалась, тормошила, требовала внимания. Как хорошо было видеть ее рядом, мою зацелованную, затисканную девчушку. По обыкновению, где-то после обеда родители, давая нам возможность побыть наедине, звали её погулять в лесочек, поискать грибов и ягод. Она охотно соглашалась, и принималась просить меня, чтобы я непременно пошел вместе с ней: «Папа, папочка, там такие большие елки! Баба сказала, когда мы придем в лесок, белочка сорвет шишку и бросит мне под ножки. Пойдем, папочка, я тебе подарю ее…» Смутно помню, чем я отговаривался и что плел в свое оправдание. На второй день родители с Аленой обычно уезжали, прощание всегда саднило душу. До сих пор жива совестливая укоризна за все, что они претерпели из-за меня.

     

    ЛАГЕРНОЕ СВИДАНИЕ

    Я жду тебя в наскучивших стенах.

    А где-то там, в пространстве октября,

    Как птица райская, превозмогая страх,

    Взлетаешь ты на зов государя.

     

    В холодном небе, просекая дымку,

    Грустящую над Суздальской землёй,

    Ты грезишь комнатой, где под пластинку

    Я обмирал, склоняясь над тобой.

     

    В твоих глазах, потерянных от счастья,

    В славянских льнах разбросанных волос

    Губами жадными я постигал согласье

    Любви и ревности, шипов и роз.

     

    И уступала ночь круговращенью

    Объятий, шёпота, счастливых слез...

    А за окном по злому наущенью

    Бледнел разлукою предутренний мороз.

     

    СНОВА ВМЕСТЕ

    Ты голубкой слетишь на ковчег,

    Обессилевшей в поисках тверди.

    Как прекрасен совместный ночлег.

    Ты подобна Рахили, поверь мне.

     

    Маяту семилетнего срока,

    Как кувшин, на плече ты несёшь,

    В упоительном рабстве зарока

    Неослабной надеждой живёшь.

     

    Расплескав по плечам свои волосы,

    Просветлённым сияя лицом,

    Ты промолвишь чуть дрогнувшим голосом:

     - Я живу, лишь пока мы вдвоём.

     

    ЧИТАЯ ДАНТЕ

     

    От невозможности связать концы

    В суровых сроках ожиданья

    Тускнеют брачные венцы,

    Слабеют клятвы и признанья.

     

    Но, прекословя безразличью,

    Всё попирающему тупо,

    Данте восхитил Беатриче

    Из мрака смерти неотступной.

     

    Так бесподобен краткий миг –

    Награда трепетному чувству –

    Вознесший мыслящий тростник

    Под своды вечного искусства.

     

    Над будничным чертополохом

    Цветет старинным изразцом

    Потупленное с детским вздохом

    Её прелестное лицо.

     

    ***

    Четыре стены, снегопад за окном,

    Покорного времени долготерпенье.

    Но нет моей девочки, и не дано

    Наполнить минуты ее прославленьем.

     

    Печально светлеет раскрытая книга,

    Прекрасное фото, как отсвет виденья

    Того несказанно счастливого мига,

    Что встарь называли Святым Единеньем.

     

    Когда в твоих милых славянских чертах,

    Как фреска, проглянет забытая вера,

     Я вижу наш город, ворон на крестах,

    Печаль неизбывную осени серой.

     

    В разлете бровей над зарницами глаз,

    В цветке твоих губ с поцелуйною влагой

    Я вижу смиренные, не напоказ,

    Черты, наполнявшие сердце отвагой.

     

    Лицом зарываясь в льняные потоки,

    Сжимая в объятьях озябшее тело,

    Я принимаю реченные сроки

    И крест испытанья, свободно и смело.

     

     

                                    ***                               

    Ты остаешься, девочка моя,

    Ты почему-то вечно остаешься

    Хрустально-хрупкой осью бытия

    И за глаза ты веточкой зовешься…

    Но в днях моих, поверь, цветет она,

    Та несказанно юная весна.