Поэтический цикл "Любовь из-за решетки". Часть 4.

 

Личное свидание.

…В заключении особенно тяжкими кажутся 2 гири: неотвратимость срока и неослабная мука разлуки. Что до первого, то каждый зэк тайно или явно надеется на чудо досрочного освобождения. В вынужденном одиночестве свидания были подобны голубеющим просветам в однообразно серой пелене тягучего времени. 

На строгом режиме в год полагалось два общих свидания и одно личное. Общие предоставлялись на 4 часа, встреча проходила в присутствии надзирателя, что называется «через стол». Личное свидание в зависимости от поведения осужденного, по усмотрению администрации давалось на срок до трех суток. От наличия взысканий зависело: будет ли оно без вывода или с выводом на работу.

В 17-й «большой» и «малой» зонах, где мне пришлось сидеть, комнат для свиданий было не более 5. В каждой из них размещались 2 двуспальные, с металлической сеткой, кровати, стол с тремя стульями. Еду можно было приготовить на кухне, туалет был самый примитивный, с выгребной ямой. А душа не было совсем. Из всех лагерных строений «дом свиданий», который размещался под одной крышей с вахтой, был для меня самым притягательным местом. Раз в год, под его крышей, ко мне на время возвращались полузабытые переживания былой жизни. В летние месяцы, после ужина, я брал фуфайку, книги и располагался на травке за бараком, стоявшем близ вахты. Часами я читал, думал, писал письма, но при этом взглядом и душой я видел и чувствовал, что в 10 м от меня есть пустеющая комнатка с казенной обстановкой, зарешеченным окном. Она  хранила чудоподобное присутствие моей любимой, доченьки, родителей.

Весной 71 года меня с одним литовцем в сопровождении надзирателя привели в «дом свиданий» для ремонта пола на кухне. Отрываясь от работы, несколько раз с замиранием заходил в «нашу» комнатку, как в некое святилище. При виде места моего недавнего скоротечного блаженства я заново пережил ту неувядаемую радость. Едва сдерживая слезы, гладил спинку стула, на котором она оставляла на ночь свой халатик, мне казалось, что я чувствую запах её духов. Половицы коридора были мне дороги уже тем, что по ним ступали ножонки моей  бесподобной трехлетней дочурки.

На личные свидания, а их за время моей отсидки было шесть, помимо Риты и Алены почти всегда приезжали отец с мамой. Каждой встрече предшествовал томительный и тревожный нервоз ожидания. Заводили меня к ним на исходе дня, сразу после развода с работы. По истечении времени, с трудом берусь выразить свое впечатление от первых мгновений встречи. Никогда после я не переживал в своей жизни похожих минут… Как сейчас вижу страдальчески милые лица моих стариков, слегка испуганные застенчивые глазенки Алены, и она, моя Рита… При одном взгляде на ее сдержанно-улыбчивое лицо, волосы, загорелые ноги из-под цветастого платья чувствую подступающее к горлу удушье… Объятия, слезы, восклицания, – наконец-то мы вместе!.. Потом меня ожидало царское угощение, радость семейного застолья, моя легонькая светловолосая крошка на коленях.

По обыкновению, через два-три часа общения, родители с присущей им деликатностью покидали нас с Ритой и отправлялись с Аленой в поселок, где ночевали у одной добросердечной тетеньки. Наутро, часам к 10-11 они возвращались обратно. Аленка не отходила от меня: ласкалась, тормошила, требовала внимания. Как хорошо было видеть ее рядом, мою зацелованную, затисканную девчушку. По обыкновению, где-то после обеда родители, давая нам возможность побыть наедине, звали её погулять в лесочек, поискать грибов и ягод. Она охотно соглашалась, и принималась просить меня, чтобы я непременно пошел вместе с ней: «Папа, папочка, там такие большие елки! Баба сказала, когда мы придем в лесок, белочка сорвет шишку и бросит мне под ножки. Пойдем, папочка, я тебе подарю ее…» Смутно помню, чем я отговаривался и что плел в свое оправдание. На второй день родители с Аленой обычно уезжали, прощание всегда саднило душу. До сих пор жива совестливая укоризна за все, что они претерпели из-за меня.

 

ЛАГЕРНОЕ СВИДАНИЕ

Я жду тебя в наскучивших стенах.

А где-то там, в пространстве октября,

Как птица райская, превозмогая страх,

Взлетаешь ты на зов государя.

 

В холодном небе, просекая дымку,

Грустящую над Суздальской землёй,

Ты грезишь комнатой, где под пластинку

Я обмирал, склоняясь над тобой.

 

В твоих глазах, потерянных от счастья,

В славянских льнах разбросанных волос

Губами жадными я постигал согласье

Любви и ревности, шипов и роз.

 

И уступала ночь круговращенью

Объятий, шёпота, счастливых слез...

А за окном по злому наущенью

Бледнел разлукою предутренний мороз.

 

СНОВА ВМЕСТЕ

Ты голубкой слетишь на ковчег,

Обессилевшей в поисках тверди.

Как прекрасен совместный ночлег.

Ты подобна Рахили, поверь мне.

 

Маяту семилетнего срока,

Как кувшин, на плече ты несёшь,

В упоительном рабстве зарока

Неослабной надеждой живёшь.

 

Расплескав по плечам свои волосы,

Просветлённым сияя лицом,

Ты промолвишь чуть дрогнувшим голосом:

 - Я живу, лишь пока мы вдвоём.

 

ЧИТАЯ ДАНТЕ

 

От невозможности связать концы

В суровых сроках ожиданья

Тускнеют брачные венцы,

Слабеют клятвы и признанья.

 

Но, прекословя безразличью,

Всё попирающему тупо,

Данте восхитил Беатриче

Из мрака смерти неотступной.

 

Так бесподобен краткий миг –

Награда трепетному чувству –

Вознесший мыслящий тростник

Под своды вечного искусства.

 

Над будничным чертополохом

Цветет старинным изразцом

Потупленное с детским вздохом

Её прелестное лицо.

 

***

Четыре стены, снегопад за окном,

Покорного времени долготерпенье.

Но нет моей девочки, и не дано

Наполнить минуты ее прославленьем.

 

Печально светлеет раскрытая книга,

Прекрасное фото, как отсвет виденья

Того несказанно счастливого мига,

Что встарь называли Святым Единеньем.

 

Когда в твоих милых славянских чертах,

Как фреска, проглянет забытая вера,

 Я вижу наш город, ворон на крестах,

Печаль неизбывную осени серой.

 

В разлете бровей над зарницами глаз,

В цветке твоих губ с поцелуйною влагой

Я вижу смиренные, не напоказ,

Черты, наполнявшие сердце отвагой.

 

Лицом зарываясь в льняные потоки,

Сжимая в объятьях озябшее тело,

Я принимаю реченные сроки

И крест испытанья, свободно и смело.

 

 

                                ***                               

Ты остаешься, девочка моя,

Ты почему-то вечно остаешься

Хрустально-хрупкой осью бытия

И за глаза ты веточкой зовешься…

Но в днях моих, поверь, цветет она,

Та несказанно юная весна.